IGOR MURADYAN

В конце 19 века, убедившись в тщетности славянофильства как геополитической доктрины, представители российской анти-западнической аристократии попытались создать доктрину евразийства – как альтернативу мощной тенденции разночинной русской интеллигенции поиска путей в идеях Западного мира. Евразийскую идею разработали блестящие умы, причем, на основе разработок еще более выдающихся русских мыслителей. Однако, евразийская идея вовсе не является аналогией некой российской державы и тем более – заменяющей российское государство. Советские идеологи и геополитики, заинтересовавшись евразийской идеей в 20-тых годах, довольно быстро отказались от данного проекта, так как уяснили, что евразийство радикально вычеркивает русскую составляющую из конструкции советской системы. Советская система предполагала определенную составляющую в части русского этнического национализма. Ибо евразийство означает выхолащивание русскости из России.

С распадом советской империи возникла необходимость в новой геополитической идеологии для российского государства, и после экстренного пересчета ряда предложений остановились на ограниченном числе идей, среди которых явилось и евразийство. Евразийство – особая доктрина господства над определенным пространством Восточной Европы и Северной Азии, которое объявляется некой доминантой над Земной поверхностью, и кто контролирует это пространство, тот в известном смысле господствует над миром. При этом, данная доктрина избыточно заполняется противоречивыми идеологическими пассажами, на потребу определенной многомиллионной группы постсоветского общества, весьма отдаленно представляющей себе социальные и политические доктрины.

С уходом от власти режима Б.Ельцина стало ясно, что до разработки адекватной геополитической доктрины далеко, а носители «нового курса» нуждаются в философском оформлении внешней и внутренней политики. Время от времени в России устраиваются спектакли с пропагандой евразийской идеи, участники которого весьма различным образом выполняют порученные роли. Одни вполне искренне воспринимают эти постановки, другие относятся к этому с изощренным цинизмом. Нынешней Россией правят далеко не евразийцы, а корпорации – нефтяные, газовые, алюминиевые, металлургические, лесные, рыбные, залото-алмазные, военно-промышленные, военные, информационные, информационно-разведывательные, партийно-политические, региональные, этнические и этно-религиозные, которые обладают многомиллиардными активами, огромными лоббистскими возможностями. Данные корпорации приобрели опыт осуществления вполне самостоятельной внешней политики в различных геополитических направлениях, и поэтому внешняя политика России столь «разорвана» и противоречива, а МИД России – это вовсе не та организация, в котором сосредоточена полнота внешней политики.

Вокруг центров российской власти сформированы сильные лоббистские группы, которые обладают возможностями, каких никогда не было у лоббистов ни в США, ни в Европе. И вообще-то, в этом нет ничего плохого. Наоборот, Россия сейчас остро нуждается инструментариях организации общества, государства и пространства. Олигархический контекст организационных структур, видимо, – необходимая составная часть современного постиндустриального общества. Но насколько эти структуры способны воспринять и солидаризироваться с адептами геополитических доктрин? Это всегда и до нынешних дней является проблемой таких государств, как США или Великобритания (европейцам и японцам в этом смысле легче, у них и геополитические задачи значительно скромнее, и возможностей для абстрагирования больше).

Для такой многосложной властной конфигурации, включающей, большей частью, сугубо частные интересы, ничего не стоит хорошо оплачивать офис в Москве, десяток офисов в регионах и организовывать раз в год претенциозные фуршеты, где присутствуют министры, губернаторы, архиреи и юродивые. Налажена издательская деятельность, наряду с интереснейшими работами публикуется маргинальная литература, насыщенная эклектикой, надуманными идеями, обращенными к временам протопопа Абакума и попа Гапона. Любопытно, что лидеры современного евразийства, столь долго и нудно говорившие о православии, примкнули к банальному сектантству. Предпринимается попытка создания всероссийской политической партии евразийского свойства. Однако, современные апостолы евразийства явно претендуют на нечто особенное, но особенного не получается, а получается все та же московская тусовочная банальность.

Но наряду с данным витринным евразийством существует иная евразийская «партия», представляющая миллионы русских людей, патриотов своей страны, готовых защищать свою Родину от кого угодно, с Запада и с Востока. Но как бы ни пытались лидеры создать себе имидж светскости и респектабельности, от них по-прежнему пахнет сектантством. Интересно, что еще в начале прошедшего века Мариэтта Шагинян, хорошо знакомая с многими доктринами и доктринерами тогдашней России, говорила, что «эти умники все время пытаются стыдливо скрыть свою боязнь собственного народа и им удобнее без конца болтать об этом евразийстве под салонные стихи и романсы, этом болезненном представлении о будущем России, прибежище для ущербных разорившихся дворянчиков и слегка помешанных разночинцев, сектанты, да и только». (Из записок Михаила Агурского).

В настоящее время евразийская идея монополизирована группой функционеров, представляющих собой самовлюбленных великовозрастных недорослей, готовых прислониться к любому предложению. Кстати, так и происходило на протяжении последних 15 лет. К кому только не прислонялись. Одним из факторов, который обусловил привлекательность этой группы людей, является их совершенная неспособность к проведению политической деятельности, неспособность более-менее адекватно оценивать текущие политические события и тем более – к политическому прогнозированию. Создается впечатление, что часть из этих евразийцев, при некоторых обстоятельствах, могут быть признаны недееспособными. Те же, кто выбрал в качестве идеи и доктрины не евразийство, а русский этнический национализм, не сразу, но сполна и успешно оказались на содержании ненавистного им еврейского финансового капитала. Русский политический национализм не состоялся, и лишь услужливо уступил место тем, кто спекулирует уже на евразийстве. Но спекулировать можно с реальными партнерами и спонсорами, и они нашлись в лице Турции и Азербайджана.

Нынешний этап «евразийского движения» в России характеризуется медовым месяцем с Турцией (возможно с подачи «Газпрома»), хотя многие годы Турция клеймилась ортодоксальными евразийцами как страна с «разорванным цивилизационным» статусом, являющаяся типичной левантизированной страной, агентом США и атлантизма. Что бы сказал один из отцов-основателей евразийской доктрины князь Трубецкой о Константинополе? Если современное евразийство индифферентно к идеологии, то может быть, стоило бы пользоваться иным термином, например, «корпоративизмом»? Вынашивается мысль о том, что дружба с Турцией – это тот прием, с помощью которого можно автоматически решить проблемы в Центральной Азии, на Кавказе и даже в исламском мире. Ничего не может быть глупее. Отношения России со странами Центральной Азии и с большинством народов Кавказа, вернее, кавказскими народами, несомненно, имеют самодостаточный характер, а Турция, как «посредник», будет играть роль «лисы, которую впустили в курятник». В исламском мире авторитет Турции не высок, а ее политическое влияние весьма сомнительно. Турция, помимо доктрины пантюркизма, давно вынашивает доктрину неоосманизма, что направлено на абсорбцию не только близко-лингвистических этносов, но и кавказских и балканских народов по всему периметру границ Османской империи. Зачем же Турции делиться с Россией своей «зоной влияния»? Впрочем, это не сюжет для небольшого рассказа.

«Россия – евразийская страна». В этом не может быть сомнений. Если России суждено сохранить свой статус великой державы, то не на путях геополитической двусмысленности, а в евразийской парадигме. Именно к России, испытывающей евразийскую напряженность, есть неподдельный интерес и на Западе, и на Востоке. Только евразийская Россия способна приобрести верных союзников, как Российская империя приобретала на протяжении 300 лет.

Как выразился Николай Васильевич Гоголь, «Россия – такая страна, что когда про какого-нибудь коллежского асессора скажут что-нибудь плохое, то все коллежские асессоры от Петербурга до Камчатки примут это на свой счет». Поэтому, оставим «евразийцам» их евразийскую идею с стамбульскими базарами и анталийскими пляжами. Евразийство – это главный экзамен российского общества в начале 21 века, и хочется верить, что он будет выдержан с честью.

Вместе с тем, не следует забывать, что евразийство – это не только российская доктрина. Очень близки по политико-идеологическому содержанию к российскому евразийству те или иные доктрины, разработанные в различных столицах небольших азиатских стран. В Казани или в Уфе на этот счет думают иначе, и вполне закономерно и обосновано. Для интеллектуалов данных евразийских столиц все обстоит совершенно иначе: «Русские могут сколько угодно говорить о евразийстве, но в конечном итоге Евразия принадлежит нам». О своем почетном месте в Евразии говорят не только в относительно значимых центрах на Волге, но и Туве и Калмыкии. И это вовсе не экзотика. Барон Унгерн, которого нельзя заподозрить в оппортунизме и предательстве евразийской идеи, прекрасно знал, что только на нравственно чистом пространстве Сибири и Дальнего Востока есть все еще надежды на создание евразийского государства – по сути и по духу. Попытка евразийцев локализовать данную доктрину, хотя бы для старта ее реализации, – ничто иное, как идея о невозможности осуществить данную задачу русским народом. Нынешняя Россия, ее элита и политический класс, все более, усваивает и характеризуются подражательным типом поведения, успешно применяя в управлении, стиле и мотивах поведения не просто некий западный стереотип, а американскую общественно-этическую стилистику. Несмотря на столь невиданный пропагандистский успех евразийской идеи, она остается всего лишь лозунгом, красивой этикеткой, заменителем некой абстрактной имперской идеи, которая все меньше захватывает умы разлагающегося, на 30 – 40% наркозависимого народа, не осознающего ни своего прошлого, ни будущего. Евразийство – это идея имперского, но не обывательского, мелочного, завистливого народа, уже прошедшего кошмар утраты веры и цели. Мелкие люди не в состоянии выполнить великую задачу.

Впрочем, есть еще надежда создать союз между «распаханным полем и степью», и эта надежда связана с внешней угрозой, но не с Запада, а с Востока, так как врагом «степи» и «пашни» является Китай, который сам выстраивает евразийскую доктрину, но уже на иной, совершенно иной политико-идеологической основе. Достигнув господства в Евразии, Китай не будет церемониться ни со славянами, ни со степняками. Китай, в лучшем случае, создаст для них автономии с широкими правами, на принципах самоопределения. Причем, вовсе не в Тибете, а в пустыне Гоби. Сакральные земли для сакральной идеи. С Востока приближается угроза, но даже на осознание этого нет ни сил, ни времени.