ՄԱՆՎԵԼ ՍԱՐԳՍՅԱՆ

Когда в мировых СМИ появились первые сообщения о поствыборных сложностей в Иране, внимание многих машинально обратилось к мировым державам, в первую очередь, к США и России. На фоне ведущейся многомесячной дискуссии о необходимости сотрудничества этих стран по проблеме Ирана, факт возникновения резкого внутреннего противостояния в этой стране сразу же вызвал интригу. В мировых СМИ замаячила идея очередной революции – уже, в Иране. Хотя, понятие «бархатная революция» до сиз пор, по большей части, связывалась со странами постсоветского пространства, случай с Ираном не мог не подпасть под такой стереотип. Слишком значимым в международном смысле стал феномен выборов, чтобы не увязать президентские выборы в Иране с намерениями США привести эту страну в соответствие с «новыми требованиями» современного мира.

Однако, 16 июня, выразив «свою глубокую обеспокоенность» в связи с сомнениями в справедливости голосования на выборах президента Ирана, президент США Барак Обама заявил, что вмешательство Вашингтона в иранские внутренние дела не принесет пользы ни делу демократии, ни имиджу США. Он лишь многозначительно отметил, что духовный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи серьезно задумался после произошедших в стране беспорядков. Что касается протестующих в Иране, Обама дал понять, что «мир смотрит на них и восхищается их вовлеченностью в политику. Неважно, какой будет конечный итог выборов. Они должны знать, что мир смотрит на них».

Что может означать такая многозначительная оценка, сразу разобраться трудно. Видимо, сам иранский президент тоже не совсем хорошо понял сказанное Обамой и, на всякий случай, выехал в Россию. А поскольку и президент России тоже как-то не совсем однозначно повел себя, духовный лидер Ирана молча согласился на пересчет голосов. Видимо, этот оказался более смекалистым - понял, что надо выиграть время. Времена какие-то непонятные стали: в России сначала заявили, что встреча Медведева и Ахмадинежада отменяется, а потом также смутно дали знать, что встреча все же была.

В Иране еще все впереди. Никто не берется что-то прогнозировать. Европейские державы выразились еще жестче. Заявление президента США можно квалифицировать и как сдержанность, и одновременно, как самое прямое вмешательство во внутренний процесс в Иране, при том, на стороне народа. Другое дело, что в поведении ведущих держав проявляется несколько непривычный подход. До сих пор по поводу возникших в тех или иных странах сложных поствыборных ситуаций выражаемые позиции были более однозначными: Россия «да», Запад -- «нет». А тут вот, все очень осторожно. Видимо, Иран – это не очередная постсоветская страна. Здесь можно и просчитаться. Разобраться предложено самим иранцам. Но, как видно, это поставило политическую элит Ирана в еще более сложную позицию – легче было бы урегулировать ситуацию совместно с внешними инстанциями.

Иного и быть не могло. Чем дальше мир уходит от схемы международного порядка образца «холодной войны», тем чаще общегосударственные выборы в тех или иных странах вырождаются в арену кровавого противостояния. И если годы назад такие выборы становились механизмами бархатной смены власти, то в настоящее время учащаются примеры масштабной внутренней дестабилизации. Более того, если годы назад ареной противостояния были страны постсоветского пространства, то в настоящий момент география кризисных ситуаций расширяется. Нынешняя ситуация в Иране является самым свежим примером.

Похоже, внутреннее развитие государств, а также, международная обстановка в мире дошли до той черты, что выборный процесс формирования власти обрел новые черты, став своеобразной западней для политических систем национальных государств. Внешнеполитическая составляющая государственных проблем стала превалирующим фактором в моменты проведения выборов. Кроме того, исчерпались внутренние механизмы и ресурсы для политической стабилизации в странах с авторитарными режимами. Эти обстоятельства превратили выборы в механизм вынужденных политических трансформаций национальных государств. В конечном счете, судьбу действующих властей уже, во многом, решают внешние силы.

Конечно, процесс формирования национальной власти в любом суверенном государстве чувствовал на себе воздействие внешних факторов во все времена. Так было во времена монархий – так оставалось и в эпоху конституционных государств. Но, тем не менее, в настоящий момент мы имеем дело с принципиально новыми явлениями. В условиях, когда современные национальные государства лишились двух важнейших функций: обеспечения собственной безопасности одними лишь своими усилиями, а также, обеспечение экономического развития – новые проблемы неминуемо должны были возникнуть и в сфере проблем формирования национальной власти. Ведущая роль обществ в вопросах формирования государственной власти значительно сузилась. Объективно, появились иные субъекты, наравне с обществами национальных государств, претендующие на формирование власти в том или ином государстве. Данное обстоятельство стимулировало два важных явления.

В странах с не развитыми обществами появились режимы, склонные обеспечивать свое стабильное функционирование посредством опоры на внешние силы. В политической практике появились механизмы оттеснения обществ от решающего влияния на процесс формирования власти. Главным образом, это достигается посредством целенаправленной парализации выборного механизма. Ресурсы для проведения такой политики правящие режимы начали черпать вне страны. К таким ресурсам относятся финансовые информационные ресурсы. Стало возможным эффективно дезориентировать общества и формировать в его рамках специальные контингенты реализаторов политики властей. Платой за такие ресурсы стали национальные богатства и национальные интересы собственных государств.

Параллельно с этим явлением в подобных странах зародилось и окрепло и другое явление. Стало возможным создавать эффективные отношения между обществами национальных государств и претендующими на формирование власти в них внешними силами. В случае возникновения общих интересов действующие режимы национальных государств оставались в состоянии бессилия перед внутривластными дезинтеграционными процессами и вытеснялись на обочину политических процессов.

Можно утверждать, что вся суть выборов настоящего времени сводится к конкуренции указанных двух политических явлений. Соответственно, приходится признать, что результаты выборов определяются именно создавшимся балансом сил двух союзнических лагерей. Здесь же находится причина деструктивности внутриполитических процессов в период выборов. Находящие прочную внешнюю поддержку режимы все чаще обращаются к насилию против общества. История бархатных революций в некоторых постсоветских странах, а также, президентские выборы 2008 года в Армении, являются яркими примерами тех или иных итогов выборных процессов. Во всех случаях, имевшие место итоги были определены решающим воздействием внешних сил.

Надо было ожидать, что со временем, конкуренция в деле влияния на процесс формирования власти в странах третьего мира должна был усилиться и в среде влиятельных мировых держав. Пожалуй, эту конкуренцию можно охарактеризовать как третье значительное политической явление, определяющее судьбу власти в национальных государствах. При этом, последнее явление по своей сути становится сдерживающим фактором указанных выше двух других явлений. То есть, со временем, процессы выборов в национальных государствах снова начинают зависеть, большей степени, от внутренних ресурсов. Создавать эффективные союзы с внешними инстанциями становится труднее и режимам, и обществам третьих стран. В таком случае, результаты политических процессов зависят от потенциала властей и общества.

Но, сказать, что от этого, выборы стали возможны, было бы наивно. Наоборот, можно предположить, что здесь и кроется причина кровавых трагедий. Ни один режим подобных стран не в состоянии выиграть выборы без применения открытого насилия и репрессий против общества. Одновременно, ни одно общество пока не в состоянии самостоятельно преодолеть усилия власти по парализации выборов. В реальности, такое положение приводит к радикализации противостоящих сил.

Опыт Армении свидетельствует о том, что удержавший в 2008 году путем насилия свои позиции действующий режим вынужден идти путем централизации власти и усиления ее репрессивности. Армения представляет пример первого государства, где мнения Запада и России совпали по поствыборной ситуации 2008 года. Кроме того, Армения была первой страной, где по всеобщему мнению, внутреннее противостояние имело более глубокие причины, чем в других странах СНГ. В любом случае, ни какая из держав не посмела пойти на противостояние друг с другом по ситуации в Армении. На деле, такое отношение привело к еще большему осложнению возникшего здесь политического кризиса. Власти не смогли сбить волну протеста, что вынудило их пойти на полные пересмотр технологии управления.

За прошедший с момента применения насилия 1 марта в Ереване период, кадровый состав власти резко изменился посредством привлечения на высшие должности представителей криминального бизнеса. Опорой власти делаются политизированные силовые структуры и монополизированная финансово-экономическая сфера. Воочию заметно, что в настоящий момент взят курс на демонтаж провластной коалиции и вытеснения партий из структуры власти. Поле свободной политической деятельности сужается.

Такие тенденции позволяют предположить, что в любой другой стране третьего мира в случае подавления волны протеста действующая власть должна пойти по пути усиления репрессивности. То есть, если в Иране не будет сменен режим, то имеющихся не сможет сохранить себя даже в условиях нынешней степени централизации и репрессивности. Понадобятся дополнительные технологии усмирения общества. Все зависит от того, насколько глубинным является общественный протест и какова реальная картина итогов выборов.

В этом смысле, интерес представляют учащающиеся в интернет-сети сообщения о том, что хотя по официальным данным ЦИК и МВД Ирана, победу в первом туре президентских выборов одержал Махмуд Ахмадинеджад – 62,6%, реформатор Мир-Хосейн Мусави набрал лишь 33,7%, в реальности, Мусави набрал около 45% голосов, Карруби – примерно 30%, Ахмадинеджад – около 13%. Если такие сообщения не совсем лишены основания, что кризис в Иране надо признать глубоким. С учетом того, что в столице Ирана Тегеране в первые поствыборные дни никакие запреты и угрозы властей не смогли заставить сотни тысяч протестующих отказаться от участия в оппозиционном митинге, урегулирование такого кризиса представляется сложным делом.

Надо учесть, что действующим властям трудно будет использовать фактор ислама – оппозиция во время позаботилась об этом, отобрав цвет и флаг ислама из рук властей. А то обстоятельство, что после пересчета голосов в центре обвинений объективно окажется сам духовный лидер страны, может привести ситуацию к непредвиденным идейным поворотам. Выборы стали неразрешимой задачей даже для идеологизированных стран.