ИГОРЬ МУРАДЯН

Довольно хорошо подзабытые переговоры в Ки-Уэсте в 2001 году могли бы послужить более значимым материалом для политического анализа, но о Ки-Уэсте практически не вспоминают, несмотря на столь мощное внешнее политическое обеспечение переговоров и разработку неких планов по урегулированию карабахской проблемы. На встречу в Ки-Уэст Р.Кочарян поехал с огромными опасениями, но с полной готовностью согласиться с компромиссом, причем, очень похожим на «маленькую капитуляцию». По мере процесса переговоров Р.Кочарян неожиданно для себя, выяснил, что вполне можно и не сдавать то, что предполагалось сдать, а также и то, что никто не имеет намерения оказывать реального давления на Армению. Вместе с тем, не было понято, что весь этот спектакль с переговорами в Ки-Уэсте не имел никакого отношения к урегулированию проблемы.

Одним из фундаментальных курсов политики администрации Дж.Буша являлось решение проблем по СНВ и всему комплексу ракетных проблем, включая не только внешние, но и внутренние проблемы, связанные с интересами Военно-промышленного комплекса, с необходимостью опоры команды Дж.Буша не только и не столько на нефтяные компании, но и на высокотехнологичные компании. Если кому эта версия представляется нереалистичной, пусть предложат иную версию, отличающуюся от примитивного изложения фактов, «лежащих на поверхности». Данная версия особенно важна для анализа, так как весь период президентства Дж.Буша был тесно связан с «ракетной проблемой», и попытки США инициировать что-либо по карабахской теме имели отношение к формированию системы рычагов фронтального давления на Россию, с целью продавливания интересов США по «ракетным отношениям» и другим проблемам, в том числе, и геополитическим.

Визит Барака Обамы в Москву в июле 2009 года, связанный с решением проблем СНВ и других «ракетных проблем», носит весьма позитивный характер, и, несмотря на нарочитое сдерживание американцами решения иных проблем и выдвижение ряда проблем регионального характера, несомненно, новый договор по СНВ будет подписан. Наряду с упоминанием «грузинской» проблемы, которая имеет функцию основного рычага давления регионального характера (практически, аналог карабахской проблемы), США и Россия вроде бы договорились о сотрудничестве по проблеме Афганистана, причем, говоря об Афганистане, Б.Обама настойчиво интегрировал эту тему с Пакистаном и Центральной Азией. США не могут позволить себе исключить все вопросы конфронтации в отношениях с Россией, и от идиллии далеко, так как США могут лишиться основных рычагов давления, которые составляют основу внешней политики США в отношении России.

Но если договоренности о сотрудничестве в части транспортировки грузов в Центральную Азию – Афганистан, не говоря уже о других возможных задачах, например, разведывательного характера, станут реальностью, это кардинальным образом изменит не только региональную, но и глобальную ситуацию. Речь идет о том, что данное американо-российское сотрудничество в значительной мере повлияет на дальнейшее снижение роли и функции Турции в региональной политике США, прежде всего, в Центральной и Южной Азии. Политика России, направленная на вытеснение или ограничение военно-политического присутствия США в Центральной Азии, в особенности, в 2007 – 2009 годах, привела к некоторому усилению роли Турции в стратегии США, к попыткам возвращения американцев к предпочтениям в части использования услуг Турции. «Разработка» России в отношении военно-воздушной базы «Манас», непосредственным образом привела к вынужденному обращению США к Турции по вопросам транспортировки грузов и базирования, с целью решения проблем в Центральной Азии и Южной Азии. Вместе с тем, в связи с этими договоренностями могут возникнуть серьезные проблемы глобального характера.

Дело в том, что планы США в отношении Центральной и Южной Азии, вовсе не являются порождением администрации Б.Обамы, а были разработаны администрацией Дж.Буша, а возможно и ранее. Речь идет о масштабном плане сдерживания экспансии Китая в наиболее уязвимом Западном направлении. США более-менее успешно сдерживают Китай на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии, то есть, в регионах, где, почти все государства являются либо сателлитами, либо партнерами США. Иное дело Центральная и Юная Азия, где происходят весьма опасные и брутальные процессы. Конечно, решение этих проблем, связанных с Пакистаном и Афганистаном, имеет самодостаточное значение, но в результате данной политики США, так или иначе, должно быть обеспечено сдерживание Китая. Насколько, в среднесрочной перспективе, Россия будет сотрудничать с США, понимая, что Китай будет рассматривать это сотрудничество, как если не враждебное со стороны России, то явно не очень дружественное? Почему Россия, все же, идет на это, тогда как одновременно выстраивает свою политику в рамках ШОС ?

Россия окончательно выяснила, что без урегулирования отношений с США она не сможет выйти из внешнеполитической изоляции и отсутствия поддержки на международной арене, в которой она оказалась в последние годы. Еще никогда, после распада СССР, Россия не оказывалась в такой глубокой изоляции, как в настоящее время, что связано с тем, что Россия явно переоценила позитивность противоречий между США и Европейским Союзом для своих интересов. Кроме того, Россия считала, что сотрудничество с Китаем в рамках ШОС приведет к усилению ее позиций в мире. Европейский Союз выработал и проводит более последовательную и более конфронтационную политику в отношении России, стремясь одновременно сотрудничать с США против России, но и проводить в отношении нее самостоятельную политику. В части сотрудничества с Китаем Россия ощутила, что, несмотря на статус первой–второй ядерной державы, она все больше оказывается на вторых ролях в этом тандеме.

Американцы совершенно верно вычислили, что китайско-российский альянс будет иметь, скорее, виртуальный, нежели реальный характер, а также и то, что Китай будет иметь первенство в этом альянсе. Политические проектировщики британского IISS (Международный институт стратегический исследований) и американского AEI (Американский институт предпринимательства) несколько лет назад прогнозировали результаты развития российско-китайских отношений, придя к этим выводам. Европейский и китайский векторы российской политики явственно «провалены», причем, по «грузинскому вопросу», ЕвроСоюз и Китай практически оказались на идентичных позициях. Исходя из такого расклада сил и интересов, Россия имеет шанс на приобретение более предпочтительных позиций не только в регионе, но и в мире только в результате создания новой игровой ситуации в Центральной и Южной Азии. Следует также принять во внимание, что в этой игре участвуют Индия и более аморфный, но эффективный «исламский центр силы» в лице альянса между Саудовской Аравией и Пакистаном.

Россия не может допустить доминирования в Центральной Азии ни США, ни Китая, но понимает, что она проиграет в результате однозначной конфронтации, и ее цели могут совпадать и не совпадать с целями этих держав, что необходимо использовать, понимая, что политическая ситуация в этом регионе очень динамична. Но нужно понимать, что и для США чрезвычайно важны данные договоренности с Россией, так как Афганистан и Пакистан стали фокусным направлением политики США, и Барак Обама связывает с решением задач в этом регионе очень многое, быть может, главное в своей внешней политике. Данные интересы достаточно выражены, что, однако, не исключает возможность «срыва» данной политики сотрудничества. Данные обстоятельства, конечно же, обусловливают неустойчивость любых, даже, самых принципиальных соглашений и договоренностей. Но если данные отношения между США и Россией станут более-менее стабильными, то это не может не отразиться на роли и функциях Южного Кавказа.

После завершения основных задач по созданию энерго-коммуникационного комплекса в Кавказско-Каспийском регионе, США и их партнеры получили возможность обратить большее внимание на другие задачи, которые, тем не менее, остаются подчиненными по отношению к задаче добычи и транспортировки нефти и газа. Наряду с данными задачами политического и оборонного значения, приобретает более самостоятельное значение задача по военному транзиту, от которого во многом зависит успешность политики США в Центральной и Южной Азии. При этом, от успешного транзита через Южный Кавказ зависит и политика США в отношении Турции, то есть, при реализации планов по южно-кавказскому транзиту, Турция, в известной мере, утрачивает свое геостратегическое значение. Не вызывает сомнений, что США будут и далее укреплять свои позиции в Южном Кавказе, хотя бы потому, что наличие этого «коридора» дало возможность договариваться с Россией о транзите по ее территории.

Южный Кавказ, в силу некоторых условий, не может рассматриваться как наиболее эффективное и адекватное направление в осуществлении транзита, причем, не только военного, но и экономического. Не очень хорошие навигационные условия аэродромов, необходимость перевалки грузов и обеспечение безопасности транспортных стыков и узлов, наличие рисков политического характера, все это не придает региону роль наиболее благоприятного в части транзита. Имеются подозрения, что Южный Кавказ на всех этапах формирования схем военного транзита рассматривался как резервное, а не базовое направление. Вообще, идея и роль «резервного варианта» в отношении Южного Кавказа и даже Каспийского моря, присущи американской и европейской геостратегии, включая и резервную роль в поставках нефти и газа. Например, ведущие государства Европы, прежде всего, Германия всегда рассматривала южно-кавказское направление как резервное в перевозке грузов, отдавая должное российским маршрутам как наиболее дешевым и надежным. Если бы южно-кавказские коммуникационные маршруты вполне удовлетворяли США в решении их проблем, они не искали бы столь лихорадочно и настойчиво альтернативные маршруты и не выстраивали новые отношения с государствами, являющимися потенциально транзитными.

Между тем, адаптация США в схеме российских и евразийских коммуникаций может привести к заметному изменению политики США в Южном Кавказе и даже, возможно, в Черном море. Россию очень заботит и она опасается усиления американского военного присутствия в Черном море. Если планы США по Черному морю не будут носить столь экспансивный и конфронтационный характер, это может привести к ослаблению задач по созданию турецко-российского «альянса», который имеет целью ограничение экспансии США в регионе. То есть, урегулирование американо-российских отношений приведет к уменьшению степени свободы в действиях региональных макродержав, прежде всего, Турции, Ирана и Пакистана. Вместе с тем, именно Турция, а не Иран ощутит последствия этих процессов, так как именно ее политика тесно связана с США и Россией и имеет наиболее экспансионистский характер.

Можно допустить, что данные процессы приведут к консервации нынешней ситуации в Южном Кавказе и некоторой стабилизации в регионе. Одновременно, ни США, ни Россия не будут заинтересованы в выдвижении инициатив по урегулированию конфликтов в Южном Кавказе, так как гасятся функции и роли данных конфликтов для политики обеих держав. Это будет относиться и к политике Европейского Союза, который все еще соотносит и примеряет свою политику к позициям США и России в Южном Кавказе. Скорее всего, США и Россия предпочтут проведение имитации процессов переговоров и урегулирования, как по грузинским проблемам, так и по армяно-азербайджанским отношениям. Стагнации политики в регионе быть не может, так как регион будет продолжать выполнять определенные, уже традиционные для него функции и роли.

Представляет интерес, что в США и отчасти в Великобритании продолжают проводить ролевые игры в разработке сценариев по Южному Кавказу, что принимает несколько иное смысловое содержание. Рассматривая многие, но не очень разнообразные по идейному содержанию публикации «мозговых центров» США, Великобритании и Франции, можно отметить, что в определенных разработках отмечается необходимость пересмотра некоторого ряда партнеров и союзников в регионах Ближнего Востока, Центральной и Южной Азии. Становление новых альянсов и блоков, перекройка государственных границ становится идеей-фикс для определенного круга интегрированных политологов и аналитиков. Но эта доктрина возможна в реальности либо в условиях высокой конфронтации, либо – определенных договоренностей. Во втором случае, должен иметь место феномен «общего врага», «общей угрозы», «общих проблем безопасности».

Принимая во внимание перспективу возможного сотрудничества США и России в региональном аспекте, можно отметить, что становится бессмысленным принципиальное ослабление Армении, к чему могла бы привести политика принуждения по отказу от земель карабахской провинции. Любая попытка по реальному урегулированию данной проблемы неизменно приведет к активизации Турции, ее попыткам обрести новые позиции в Южном Кавказе, играть более существенную роль в регионах Кавказа и Центральной Азии. Однако, это никак не отвечает среднесрочным интересам ни США, ни России. Помимо данной политической активности Турции, которую, практически, санкционировали сначала Россия, а затем и США в конце 2008 – начале 2009 годов, имеется риск лишения Армении и без того не сильных позиций, имея в виду турецко-азербайджанский альянс и намерения. Принуждение Армении уступить карабахскую провинцию приведет к совершенно иной военно-стратегической ситуации в регионе, к утрате смысла существования армяно-российского военного и политического сотрудничества. Это станет проблемой всего Западного сообщества, России и Ирана, что исключает такую версию развертывания событий.

Пока что нет достаточных признаков того, что в Евразии стала формироваться новая геополитическая ситуация, и океанические державы не могут отказаться от своих планов по глубокому внедрению в Евразию. Однако, возникают новые условия, когда могут появиться общие интересы между США и Россией, при участии Европейского Союза. В этом смысле, невозможно не видеть стремление США обнаружить возможности для урегулирования отношений с Ираном, как с государством, находящемся в глубокой обороне, экспансия которого выражена весьма слабо и нечетко, что не представляет угроз в стратегической перспективе.

Для Армении в этих условиях настало время более активной и ассоциативной внешней политики, которую нужно проводить, не опасаясь оказаться вовлеченной в формирование новой матрицы, или, по крайней мере, в новые схемы выстраивания новых «связок» и «обязательств». Возможно, настало время для проведения многовекторной политики в реальности, а не в выступлениях малограмотных политиков и комментаторов.