ИГОРЬ МУРАДЯН

Во второй половине 90-х годов европейское направление политики Армении многим представлялось наиболее предпочтительным, перспективным и успешным. В Армении не существовало оппозиции в отношении интеграции с Европейским сообществом, требования которого в части определенного развития национального законодательства и различных нормативов политического «поведения» вполне устраивали все политические группировки. Интеграция в европейские структуры рассматривалась как некая альтернатива другим приоритетным направлениям – российскому и американскому, хотя, нужно признать, что никто так и не сформулировал, в чем заключается данная альтернативность.

Если отношения Армении с Россией и США развивались весьма предметно и конкретно, то отношения с Европейским сообществом, несмотря на более конкретную институциональную базу, развивались, в известном смысле, по наитию. Развитие отношений с Европейским сообществом стало важнейшим признаком признания демократической и рыночной перспективы, сопричастности к образцу демократического общества. Для политического класса Армении, независимо от политико-идеологических предпочтений, интеграция с Европой стала бы естественным ответом на многие вопросы. Но главное – Армения нашла бы новую ассоциацию, которая призвана заменить ни что иное, как Советский Союз, и стать «крышей» для национальной государственности. И в этом Армения не оригинальна. При том, Армения не проявляла демонстративного рвения по поводу европейской перспективы, многие из Новых независимых государств, например, Грузия и страны Восточной Балтии, рассматривали европейское направление как национальную суперпрограмму. Отсутствие демонстративного рвения со стороны Армении объясняется ее военно-политическими отношениями с Россией, тем более, что развитие отношений с Европой происходило параллельно развитию отношений с НАТО.
Многие политологи и политики отмечают определенное своеобразие актуальной европейской действительности, при которой многие реальные политические шаги Европейского сообщества выглядят явно неадекватными декларированным европейцами целям и задачам. К сожалению, данное политическое своеобразие Европейского сообщества до сих пор достаточно не осмысленно и не разработано, во всяком случае, в публичном режиме. Однако, даже в ситуации принятия европейской конституции, остаются сильными евро-скептические настроения: отдельные страны продолжают занимать позицию корректной дистанцированности от политики сообщества, прежде всего, внешней политики и политики в сфере безопасности. Вызывает сомнения консолидированность европейской экономической политики. Иногда только политкорректность не позволяет политическим лидерам европейских стран декларировать их истинные отношения и позиции в тех или иных процессах.

Некоторыми нигилистически позициированными политологами высказывается мнение, что политкорректность, навязанная лево-либеральными силами, стала тормозом политико-идеологического развития Европы и главным условием игнорирования национальных интересов европейских государств. Консервативные и особенно право-консервативные силы в Европе выступают с весьма радикальных позиций против дальнейшей интеграции Европы, прогнозируя распад созданной субгосударственной системы. Евро-скептицизм проявляется уже не только в консервативных, но и католических и националистических кругах, которые усиливают свои позиции. Несомненно, в Европе формируется «единый» фронт политических сил, выступающих за утверждение некоторых ограничителей в развитии наднациональных институциональных основ.

К серьезным проблемам, связанным с неравномерностью экономического развития европейских государств и необходимостью оказания помощи менее развитым странам и регионам, добавились более серьезные проблемы в сфере обороны и безопасности. Стратегическая инициатива по созданию Европейских вооруженных сил, предпринятая Францией и Германией, к которым присоединилась и Великобритания, нанесла мощный удар по Атлантическому сообществу. НАТО явно терпит кризис, что привело не к усилению европейской солидарности, а к созданию в Европе ряда «клубов» членов НАТО: американо-британский, франко-германо-бельгийский, средиземноморский, восточно-европейский, из которых только два последних остаются «лояльными» к США. Франция, Германия, Бельгия и Люксембург имеют намерения пойти дальше Европейской оборонной инициативы и создать единые вооруженные силы, с единым командованием и генштабом. То есть, политика главных инициаторов европейской интеграции вошла в противоречие с задачами, которые приводят к различным скоростям в общих рамках интеграции.

Приверженцы дальнейшей интеграции Европы понимают, что у данного гигантского проекта есть только один шанс быть реализованным – единая европейская внешняя политика как мировая реальность. Только внешняя политика может стать локомотивом и главным объединяющим началом не только для развития интеграции, но и сохранения европейского единства. Европейской внешней политики не существует, и даже лидеры Европейского сообщества – Франция, Германия, Великобритания и отчасти Италия – стремятся сохранить самостоятельность национальной внешней политики, обозначая приоритеты и основные направления. Утрата самостоятельности во внешней политике приведет ведущие европейские государства к глубокому политическому кризису, дезорганизует не только европейскую политику, но и нанесет удар по США, которые встанут перед весьма неуправляемыми процессами в Европе, приводящими, по сути, к хаосу и неразберихе в политических вопросах. В формировании европейской внешней политике не заинтересованы также основные партнеры Европы в мире – Россия, Китай, Япония, ведущие государства исламского мира и другие государства, так как, при этом будут утрачены надежды на становление полноценного мирового «полюса» власти. Как ни странно, но внешнеполитическая самостоятельность Франции или Франции в союзе с Германией, а также более евроцентричной Великобритании, в большей мере соответствует ожиданиям в становлении многополярного мира. В процессе формирования так называемой европейской внешней позиции, интересы, а вернее, отсутствие подлинных и четко сформулированных интересов малых и средних европейских государств приведет к неэффективным и плохо контролируемым действиям. В создании столь неадекватной практики европейской внешней политики заинтересованы не очень многие государства, например, Турция, Израиль, и, в известном, смысле Великобритания.

Формирование европейской внешней политики не может быть основано на частных и национальных приоритетах. Необходимо применить во внешней политике определенные принципы, нормативы и представления. Но национальные приоритеты автоматически исключают из сферы европейской внешней политики огромный и очень существенный сектор проблем и задач. Даже интересы столь близких по позициям государств Франции и Германии весьма противоречивы. При этом, противоречия между европейскими государствами выступают не только в геополитических и региональных аспектах, но и в геоэкономической и текущей экономической сферах. По существу, европейцам до сих пор не удалось упорядочить даже экономические отношения в сообществе. Пока недостаточно разработан вопрос об индифферентности внешнеполитических и экономических проблем, но можно предположить, что экономические и особенно геоэкономические аспекты так или иначе воздействуют на принятие решений во внешней политике.
В Европейской Конституции уделяется большое внимание способам разработки и реализации внешней политики, но даже в столь важном, ключевом документе не подразумевается исключение национальной внешней политики, и «отцы» данной Конституции осознают, что с ее принятием не исчерпывается проблема формирования европейской внешней политики. Тем не менее, Европейское сообщество уже обозначило определенные приоритеты во внешней политике. И уже не только Европейский Совет, который не имеет «реальной власти», но и Европейская комиссия пытается проводить внешнюю политику, обобщая данные принципы. Пока говорить о выстраивании отношений между Европейским Союзом и США как между двумя государствами было бы неверным. США строят свои отношения с Европейским Союзом не как с государственным субъектом и даже с ассоциацией государств, а с европейской бюрократией, которая, следуя французским и германским государственным традициям, вполне «самодостаточна» и имеет свои интересы. Таким же образом выглядит политика Европейского Союза с другими государствами Европы и Азии. Самые испытанные европейские оптимисты из аналитических кругов отрицают возможность формирования единой европейской внешней политики в ближайшие два десятилетия. В лучшем случае, данная политика будет носить ограниченный характер, решать лишь определенные вопросы, связанные с безопасностью, геоэкономическими и гуманитарными вопросами, что также не мало.
Ближайшими внешнеполитическими проблемами для Европейского сообщества являются отношения с Россией, с балканскими, ближневосточными и северо-африканскими государствами. Приоритетными также являются отношения с Китаем, Японией, Юго-Восточной Азией, Индией, Ираном. Ключевыми для европейцев остаются отношения с США, особенно, в рамках трансатлантических отношений. Европейцы сумели выработать единую позицию по Балканам, по Афганистану, по арабо-палестинской проблеме, по проблемам терроризма, исламских радикальных движений, отчасти – по Китаю и другим вопросам. Но даже по данным проблемам истинные позиции отдельных европейских государств отличаются от декларированных. В отношении России, Ирака и другим вопросам европейцам не удалось выработать единую позицию. Однако, основным, индикаторным направлением, где европейцы совершенно различны, являются отношения с США. Разнообразие в отношениях с США поглощает все реальное и видимое единство европейцев. Сколько европейских государств, столько и «отношений» к США.

В данных политико-исторических условиях политики и политические проектировщики США и Европейского Союза пришли к относительно единым представлениям о границах определенного мира, который можно обозначить как Западную или Северо-атлантическую цивилизацию. Этот мир включает: Северную Америку, Европу, включая Россию, Турцию и страны Южного Кавказа. Несмотря на близость к этому миру Северной Африки, Ближнего Востока и Центральной Азии, данные регионы рассматриваются, как периферийные к данному отмеченному пространству. Данные геоцивилизационные границы определяют то пространство, демографический, социально-культурный и экономический потенциал, который данная цивилизация способна «переварить» и привести к единому политико-идеологическому знаменателю. Это не означает, что в рамках данного пространства предполагаются патронажные, идиллические отношения, когда малых партнеров старшие будут водить за руку и учить нормативному поведению. Этот гигантский проект чреват обострением внутренних противоречий и обусловлен многими политическими проблемами. Но именно в рамках данного геополитического расклада будет осуществляться европейская политика в отношении регионов, в частности, Южного Кавказа, что и определит позицию европейцев к карабахской проблеме.

Произошедшие в начале 2005 года события, связанные с резолюцией ПАСЕ по карабахской проблеме, не могли не вызвать настороженность в отношении европейской политики. Но данный опыт европейцев по этой проблеме во многом явился экспериментом, который призван был выяснить политический и интеллектуальный потенциал Азербайджана и Армении, возможные реакции общества в целом, политического класса, политических партий, их способность реагировать на подобные шаги. Данный документ было бы вернее назвать не резолюцией, то есть решением, и даже не документом о намерениях, а предположением, с учетом ответной реакции. Принимая во внимание девиантные влияния различных политических групп в Европе, данное решение вполне отражает главное обстоятельство – отсутствие европейской внешней политики. Данное решение ПАСЕ стало проблемой не для Азербайджана и не для Армении, а, прежде всего, для ПАСЕ и Европейского сообщества, так как остается непонятным, как строить политику в регионе Южного Кавказа дальше. В связи с этим, остается очень мало от дистанции, которая будет исчерпана, когда политики Европейского сообщества и США станут идентичными, причем, позиция европейцев станет копированным вариантом американской позиции, которая признает право карабахских армян на суверенитет.

Позиция и цели европейцев весьма банальны. Речь идет о выработке некого стандарта и правил для обеспечения влияния и контроля над регионом Южного Кавказа. Европейцы имеют робкие намерения создать некую общую, универсальную схему для решения региональных, локальных и этно-политических конфликтов. При этом, есть явное желание предложить Южному Кавказу данные универсальные подходы до того момента, когда окончательно выясниться, что политика Европейского сообщества в отношении Боснии, Албанского Косово, Северного Кипра и других аналогичных проблем провалена. Основной стимул Европейского сообщества в отношении государств Южного Кавказа также не является универсальным инструментом в решении данных проблем. Вскоре будет осознано, что гораздо лучше интегрировать государства региона в Европейского сообщество с нерешенными проблемами, чем не интегрировать их.

В данных противоречивых условиях остается немало места политике и развертыванию позиции непризнанных государств, изучая, при этом, отмечаемый позитивный опыт. Прежде всего, отношения Нагорно-Карабахской республики с Европейским сообществом необходимо рассматривать как полноценную внешнюю политику. Однако, нужно понимать, что внешняя политика осуществляется не только и не сколько внешнеполитическим ведомством, которое выполняет ограниченные дипломатические функции, а всем обществом, по крайней мере, политическим классом. Политические деятели, политические партии и общественные организации, которые не в состоянии понять данные задачи, не могут называться таковыми и должны сойти с политической и общественной арены. Нужно признать, что резолюция ПАСЕ выявила полную внешнеполитическую несостоятельность властей Республики Армении и Нагорно-Карабахской республики. Политические партии, столь долго и высокопарно заявляющие о своих национальных приоритетах, имели все возможности изменить ситуацию в европейских структурах, по крайней мере, в ПАСЕ, но оказались в роли жалких, нерешительных наблюдателей. Такие непризнанные государства, как Иракский Курдистан, Албанское Косово, Палестина, Турецкая республика Северного Кипра и Абхазия, достаточно хорошо представлены в Европе, установили тесные и обязывающие отношения с политическими партиями, крупными общественными, гуманитарными, благотворительными и правозащитными организациями, с фракциями в национальных и европейском парламентах, с оборонными и внешнеполитическими ведомствами. Например, политики перечисленных непризнанных государств (возможно, кроме Абхазии – до определенного времени) стали членами элитарных европейских политических и экономических клубов, то есть частью европейских политических кругов. В Нагорно-карабахской республике политический класс насчитывает не менее 2000 человек. Имеются амбициозные политические деятели, сложившиеся и вновь созданные политические партии, СМИ. Этого вполне достаточно для проведения разносторонней внешней политики. Несмотря на то, что США стали инициаторами создания новых суверенных государств на Балканах, в Палестине, Иракском Курдистане, на Кипре, в Южном Кавказе, но именно европейская политика стала ареной развертывания политики данных непризнанных государств и этнических организаций. Даже столь отдаленный от Европы курдский регион в Ираке получил право «голоса» из рук европейских политических кругов. В условиях, когда Европа заняла явно пропалестинскую позицию, США в 2001 году приняли решение о необходимости создания палестинского независимого государства. После того, как идея признания Северного Кипра была воспринята в Европе, США приступили к реализации данного плана. США также дождались позитивной позиции консервативных европейских кругов в отношении предоставления независимости Албанского Косово. Таким образом, для США представляется важным создание определенных настроений и позиций в Европе по данным и другим проблемам. Вместе с тем, и европейцы примеряются к американской позиции. В основе этих политических технологий лежит требование безопасности.

Данная позиция, безусловно, сформированная под влиянием политической идеологии администрации президента Дж.Буша, принимает во внимание политические предпочтения Б.Обамы, и основывается на учете фактически достигнутых результатов в конфликте, исключении гуманитарных катастроф, минимизации реальных угроз, обеспечения региональной безопасности. При этом, конечно же, позиция корректируется конкретными интересами США и ведущих европейских государств. При данной парадигме для карабахских армян складывается весьма благоприятная политическая перспектива. Но это не значит, что историческая удача автоматически обеспечивается. Нынешняя ситуация достигнута очень дорогой ценой. В политике нет автоматизма, можно упустить не только исторически ценное время, но и исторический шанс. Карабахским армянам не предоставлен кредит доверия, а только кредит политически содержательного времени.