Исторический фактор Шуши| политические взгляды
В связи с приближением двадцатилетия со дня освобождения города Шуши армянскими войсками есть необходимость осмыслить не только значимость этого события, но и отчетливо прояснить судьбоносную политическую значимость этого города-крепости для армянского народа в историческом плане. Важность этой задачи продиктована тем, что исследования привели нас к некоторым выводам, имеющим большое значение для понимания современного этапа истории армянского народа. Подобные выводы позволяют нам адекватно оценить политическое значение факта перехода Шуши под армянский контроль 9 мая 1992 года.
Современный город Шуши, конечно же, больше всего ассоциируется с мечтами о возрождении «разрушенного рая» — возвращении в этот город былой культуры и величия. Однако, исследователи всех эпох были склонны подчеркивать стратегическое значение города-крепости Шуши для судеб не только армянского, но и всех народов региона. Эта идея настолько прочно вошла в наше сознание и наш лексикон, что редко кто задаётся вопросом: а в чем заключается это стратегическое назначение Шуши? Те же, кто поднимал такой вопрос и пытался на него ответить, обычно приводили два совершенно неубедительных довода, утверждающих, что стратегическая значимость крепости Шуши исходила из следующих обстоятельств:
а) крепость находилась на важном пути, связывающем исторические города Нахиджевана и Араратской долины с городом Бардой, расположенном в Равнинном Карабахе;
б) крепость в свое время была наиболее неприступной и защищенной.
Однако эти характеристики достаточно наивны для того, чтобы раскрыть истинную суть стратегического значения Шуши для армянского народа. Во-первых, никакого значительного транспортного пути через крепость Шуши, соединяющего указанные исторические области и города, просто не существовало. Более-менее проходимая дорога из Зангезура в Карабах впервые была построена при Российском владычестве в конце XIX века. Во-вторых, особая защищенность и укрепления крепости мало чем могут быть связана с фактом его стратегичности, поскольку все существующие крепости по природе своей должны обладать подобными качествами защищенности.
Стало быть, причины многовекового могущества расположенной на неприступной скале крепости, а позднее — одного из развитых городов на Кавказе, надо искать в другом месте. Шуши на протяжении всей своей истории не был всего лишь одной из многих крепостей на территории Восточной Армении, функционирующей в позднем средневековье и в новый период истории. Наоборот, исследования позволяют утверждать, что Шуши являлся (и продолжает оставаться) неординарным политическим субъектом, роль которого пока основательно не понята, а значение для судеб региона ещё требует специальной оценки.
Есть достаточно оснований для утверждения, что с момента своего основания в 1752 году и до 1992 года, Шуши являлся плацдармом чужеродной власти в Карабахе и далеко за его пределами. На протяжении всей истории механизм осуществления этой власти фактически превратил крепость (а затем и город) Шуши в инструмент порабощения армянского населения края. Вплоть до своего перехода под армянский контроль, Шуши не терял функции установления власти над армянским населением. Соответственно, ликвидация данного инструмента в 1992 году должна свидетельствовать о значительных изменениях в расстановке политических интересов в регионе.
Правильное понимание сути политического феномена Шуши может дать нам ключи к расшифровке логики многих современных социально-политических процессов на Южном Кавказе (условно используем этот современный термин). С этой целью ниже коротко охарактеризуем историческую суть указанного механизма осуществления чужеродной власти и роль Шуши в реализации действий этого механизма.
Наибольший интерес представляют для нас следующие хрестоматийные исторические факты:
— Основание крепости Шуши относится к периоду ослабления на Кавказе влияния Персии, где центральная власть на короткий период (в середине XVIII века) была парализована в силу внутренней борьбы за шахский престол;
— Крепость Шуши появилась в результате союза одного из влиятельных меликов (удельных князей) Арцаха (Нагорного Карабаха) Мелик-Шахназара с предводителем тюркского кочевого племени Панахом. Союз состоялся в 1752 году в период междоусобных войн между пятью меликами этого края. Он имел целью совместными усилиями союзников покорить своей власти других меликов;
— Панах был служителем при дворе персидского шаха в период до ослабления центральной власти в Персии, после чего стал предводителем указанного кочевого племени, путем интриг сместив бывшего их вожака;
— В результате совместных действий союзников весь Арцах подпал под власть крепости Шуши. Персидские власти признали за сыном Панаха Ибрагимом титул хана, тем самым узаконив и поддержав его власть над Арцахом.
Таким образом, во второй половине XVIII века в центральной зоне Южного Кавказа Персия поощрила становление нового механизма осуществления своей власти, где роль главного инструмента принадлежала крепости Шуши. Армянское население было взято под политический контроль посредством внешне поддерживаемой власти мусульман. Стратегический смысл крепости Шуши объясняется именно этим обстоятельством. Данный механизм действовал до 1828 года, когда персы уступили Южный Кавказ России. Однако главная функция крепости Шуши не претерпела изменений. Как показало время, поддержка подобного механизма внешнего контроля стала выгодным делом для любой державы, имеющей интересы в этом регионе.
При российском владычестве не претерпела изменений структура чужеродной власти. Русская администрация «подхватила» сложившуюся структуру власти, и, по-прежнему, власть над армянским населением осуществлялась посредством привилегированной прослойки мусульман. Изменилась лишь форма власти — военно-политический механизм сменился экономическим. Коротко опишем, каким образом была осуществлена данная перемена.
При осуществлении земельной политики право на абсолютное большинство земель Карабахской провинции было передано членам ханской фамилии Шуши и многим простым мусульманам. Эта прослойка мусульман получила статус беков. Практически все армянские села были отданы в собственность бекам-мусульманам, которые проживали в крепости Шуши. Сохранилась зависимость всего Нагорного Карабаха от Шуши, которая продолжала удерживать функцию инструмента осуществления власти. Финансовые возможности всего Равнинного Карабаха текли в Шуши, дав возможность появлению здесь процветающего города. Но даже в период расцвета города Шуши в XIX веке, когда роль крепости была окончательно изжита, и развитие получил город, армяне, получив много возможностей для развития своей культуры, все же, оставались экономически закабаленными, поскольку все финансово-экономические возможности края были сосредоточены в руках мусульманского бекского сословия. Таковой ситуация оставалась даже тогда, когда армянский капитал стал превалирующим во всех главных городских центрах Южного Кавказа.
Ничего не изменилось и в последующую эпоху. После установления советской власти на Южном Кавказе традиционная роль Шуши также сохранилась. Механизм осуществления власти даже обрел более универсальную форму, породив эффективный рычаг управления для новой советской власти на всем Южном Кавказе. Управление Нагорным Карабахом осуществлялось посредством установления над ним контроля Азербайджана, что давало возможность Москве получить безупречный рычаг давления на армян и азербайджанцев. В таком механизме включённый в 1923 году в состав НКАО Шуши вновь стал новым инструментом установления контроля над армянами Нагорного Карабаха уже со стороны Азербайджана. Город стал центром отдельного административного района НКАО, заселенного преимущественно азербайджанцами. Это обстоятельство позволило Азербайджану осуществить целый комплекс антиармянских мероприятий на протяжении семидесяти лет советской власти.
Приведенная короткая характеристика достаточно убедительно показывает, что главной функцией города-крепости Шуши на протяжении всей её истории являлась функция осуществления власти в регионе. В связи с этим, эта крепость всегда являлась чужеродным элементом в системе социальной организации армянского народа. Видимо, именно это обстоятельство в течение веков выработало стойкие стереотипы нигилистического восприятия образа Шуши армянами Нагорного Карабаха. Можно было заметить, что и в сознании поколения девяностых годов Шуши имел образ «вражеского бастиона».
В связи с вышеизложенными доводами, возникает вопрос: какие выводы напрашиваются на фоне факта полного перехода Шуши под армянский контроль в мае 1992 года?
Первое, что можно констатировать, это тот факт, что ныне полностью ликвидирован описанный традиционный механизм установления власти над армянами и, одновременно, произошла качественная трансформация механизма осуществления власти на Южном Кавказе — появился новый механизм в виде Карабахского конфликта. Понятно, что внешний интерес к многовековому инструменту – Шуши – окончательно потерян, что говорит, в первую очередь, в пользу радикального пересмотра своих позиций со стороны России. Появление военного конфликта как новой формы установления контроля над регионом сохранило за Шуши более суженную роль инструмента дипломатического давления на стороны конфликта. Уже не сам Шуши, а её миф обладают реальной силой во взаимоотношениях народов региона и тех, кто сохраняет здесь свои интересы.
Не нужно думать, что новая роль Шуши менее эффективна, чем её традиционная роль. По крайней мере, то центральное место, которое занимает проблема Шуши в переговорах по урегулированию Карабахского конфликта, не оставляют сомнения в этом. Заметно желание заинтересованных держав заложить перспективные модели неразрешимых проблем в сферу взаимоотношений народов региона. При продолжении указанной дипломатической тенденции, проблема Шуши может превратиться в новую «головную боль» армянского народа.
В любом случае, сегодня мы являемся свидетелями изживания устаревших геополитических механизмов и появления новых. Ликвидация одного из важнейших плацдармов чужеродной власти на территории Восточной Армении является первым значительным проявлением нашего времени. Это проявление свидетельствует о появлении новой расстановки сил и о новом политическом статусе армянского фактора в делах региона, более предпочтительном для него. Но при этом, всегда сохраняется тенденция превращения старых проблем в новые мифы, с целью служения безудержным чужим интересам в южно-кавказском регионе.