ՄԱՆՎԵԼ ՍԱՐԳՍՅԱՆ

Можно утверждать, что проявившее себя осенью желание властей и оппозиции Армении навязать стране дискуссию по Нагорному Карабаху, исполнилось с лихвой. Может быть, в этом и нет ничего плохого. Другое дело, что дискуссия, по преимуществу, стремительно начинает вырождаться в апологетику какого-то не совсем понятного нового подхода к карабахской проблеме. По крайней мере, одно бросающееся в глаза обстоятельство может подтвердить такое утверждение.

Как это ни кажется странным, спустя четырнадцать лет после подписания в 1994 году соглашения о прекращении огня на линии соприкосновения войск в Нагорном Карабахе, во властной элите появилось желание переставить некоторые акценты в истории дипломатии. По армянским пресс-клубам и газетам ходит призрак одинокого карабахского депутата, и оповещает всех о том, что его страна никогда «по человечески» не участвовала в переговорах и нечего говорить, что Нагорный Карабах после1997 года вывели из переговоров.

Кто вызвал к жизни этот призрак, неясно, но долгие ожидания армянской общественности услышать голос Карабаха, наконец-то осуществились. Только вот, смысл озвучиваемых идей не совсем понятен. Если до сих пор лишь азербайджанская пропаганда упорно пыталась свести на нет роль Нагорного Карабаха в качестве самостоятельного субъекта в войне и дипломатии, то в настоящее время подобное желание появилось и в Армении с НКР вместе взятых.

Что учащение подобных мнений связано с нынешней ситуацией в международной дипломатии урегулирования, сомнений быть не могут. Подвергнувшийся резкой критике за подписание 2 ноября Московской декларации по Нагорному Карабаху без участия самой НКР Серж Саркисян, и его команда пытаются принизить отрицательную роль этого обстоятельства. Такое желание связано с тем, что развитие международных процессов вокруг проблемы Нагорного Карабаха явно происходит не в пользу НКР.

Симптоматично, что на днях американский сопредседатель Минской группы Мэтью Брайза заявил, что политическая декларация министров стран-членов ОБСЕ по вопросу Нагорного Карабаха не была принята, в основном из-за противодействия со стороны России и необоснованных требований (речь идет о последней встрече министров в Хельсинки). Удивительно, но нынешняя международная ситуация вокруг проблемы Нагорного Карабаха очень напоминает ситуацию 1994 года. Как и тогда, на повестке дня стоит вопрос введения миротворческих войск в зону Нагорного Карабаха. И точно, как тогда – обострились отношения России и Запада на арене ОБСЕ. Наверное, есть какие-то закономерности в международной политике.

Различие состоит лишь в том, что власти Армении ведут себя не совсем адекватно требованиям ситуации. Растерянные какие-то – что-то недопонимают. И основания для этого есть. Нам уже приходилось отмечать то обстоятельство, что Московская декларация стала базой для подмены сути международной проблемы Нагорного Карабаха. Суть проблемы желают перевести от статуса НКР к безопасности народа, а суть урегулирования -- к вводу международного миротворческого контингента на высвобождаемые от армянских войск территории.

Возможно, руководство Армении лишь сейчас начинает понимать свою оплошность. Но, если бы такое понимание мобилизовало бы их на исправление ситуации, было бы не столь тревожно. На деле, заметно, что власти Армении пытаются скрыть суть сложившегося положения от общества и политических сил. Никаких внятных пояснений власти Армении и НКР до сих пор не дают. Почему международное сообщество вдруг решило изменить постановку проблемы? Почему с таким упорством международными посредниками игнорируется фактор самостоятельности Нагорного Карабаха? И, наконец, почему к международному «хору» о незначительности роли НКР начинают присоединяться ответственные лица Армении и НКР?

В период президентства Роберта Кочаряна высшее руководство НКР, смотришь, и выскакивало с резкими восклицаниями, типа: «проблема территорий является прерогативой НКР», или «Армения должна выйти из переговоров и уступить место НКР», или «без Нагорного Карабаха вопрос не решится» .... Ныне, официальный Степанакерт, по преимуществу, молчит. А в обиход вводятся «личные мнения» о том, что не надо печалиться о том, что оттеснение НКР от переговоров как-то осложняет его дела и безопасность. Понятно, что хотят прикрыть оплошности Сержа. Но, если бы такие мнения не были бы столь опасными для безопасности народа НКР, то можно было бы их игнорировать. Можно было бы игнорировать и причины появления таких мнений.

Потеря субъективности – угроза безопасности народа

Однако, все дело в том, что целенаправленное лишение НКР роли политического и дипломатического субъекта является не таким уж безобидным делом. Это обстоятельство, как видно, не многие понимают до конца. Но история свидетельствует об ином. Об этом надо поговорить обстоятельно – ведь лучше иметь дело даже с откровенной сделкой властей Армении с мировыми державами (как об этом сейчас часто говорит армянская оппозиция), чем с ошибкой из за некомпетентности. Ведь не забыта еще знаменитая фраза Талейрана: «это хуже преступления -- это ошибка».

Любой историк и соображающий политик знаком с той закономерностью, что потеря народом роли самостоятельного субъекта сводит его борьбу к спору соседних держав за его территорию. Политическая проблема народа сводится к проблеме заселенной им территории. Народ же становится «камнем преткновения» под ногами топчущих его страну держав. В итоге, как показывает мировой опыт, лишенные политической субъектности народы этих территорий зачастую становятся лишь жертвами войны за территории.

Сейчас все чаще можно встретить мнения о том, что одной из причин резни армян в Турции в 1915 году было именно обстоятельство потери народом политической субъектности. Смысл этого мнения в том, что, от статуса борющегося за независимость народа армяне перешли к статусу поддерживающей агрессию России против Турции контингента. Результат был налицо – противники России безжалостно уничтожили этот народ. Огульно отрицать эту версию трудно – судьбы народов есть результат, в том числе, и международной политики. Такие же трагические итоги дает и история многих других народов. Реальный политический статус борющегося за свои права народа является не только целью борьбы, но и гарантией безопасности.

Описанную выше логику истории, видимо, не плохо знали армянские политики первой волны. По крайней мере, острие всей дипломатии Армении и НКР было направлено на решение одного вопроса: усиление самостоятельной субъектности НКР. В этом усматривались не только путь к успеху, но и гарантия безопасности народа НКР. Это не могут понять руководители Армении. А отвечать придется народу НКР. Начиная с 1998 года руководство Армении проигнорировало данное обстоятельство и в некоторой степени, приучило общественность к собственному подходу. Но время не приказало долго ждать – атмосфера вокруг НКР приобретает не совсем радужные окраски.

Не случайно, что многие непосредственные участники прошлых политических и дипломатических процессов ныне все чаще обращаются к болевым точкам нынешней ситуации и анализируют применявшиеся в прошлые подходы. Видимо, все усматривают в нынешних тенденциях повисшую над народом НКР опасность. Возможно, и то, что в ретроспективном взгляде делаются попытки прояснить суть нынешних перемен. В любом случае, осмысление ключевых аспектов дипломатии урегулирования является не праздным делом. Это составляющая часть политики сегодняшнего дня. Не случайно, некоторые апологеты нынешних властей призывают закрыть страницы прошлого. Несомненно, эти страницы кому-то мешают. Всего лишь, короткий обзор некоторых аспектов дипломатии 1994 года может убедить, что последнее наше утверждение не лишено смысла.

Все решалось в трехсторонних переговорах. 1994 год

Сейчас лишь специально интересующиеся помнят, что кроме переговоров в рамках Минской группы ОБСЕ по проблеме Нагорного Карабаха имели место и вполне результативные переговоры в иных форматах. Даже можно утверждать, что наиболее результативные переговоры происходили именно вне рамок Минской группы. В первую очередь, речь идет о дипломатии 1994 года вокруг проблемы прекращения огня и послевоенной дипломатии по укреплению режима перемирия. И примечательным с точки зрения данной статьи является то, что имевшие конкретный результат эти переговоры разных уровней имели трехстороннюю конфигурацию – Нагорный Карабах принимал в них участие в качестве самостоятельной стороны конфликта.

В этом смысле, стоит коротко охарактеризовать данный период. Можно напомнить, что в дипломатическом процессе по установлению режима перемирия прилагали свои усилия три стороны карабахского конфликта. Бишкекский протокол от 5 мая и Соглашение о прекращении огня от 12 мая 1994 года являются трехсторонними соглашениями, где официальные лица НКР имеют свои подписи. Эти соглашения определили формат последовавшей 17-18 мая в Москве встречи министров обороны Армении, Азербайджана и командующего Армии обороны НКР, а также трехсторонних Московских переговоров 1994 года. Последние и заложили все параметры послевоенной ситуации в Нагорном Карабахе, не претерпевшими изменения до сих пор.

Политический смысл итогов принятых в этот период соглашений, а также, послевоенных многораундных переговоров был значительным. Реальным результатом этих длительных переговоров стал сохраняющийся до сих пор режим военного-политического контроля в зоне конфликта, обеспечиваемый усилиями вооруженных сил конфликтующих сторон. Длящийся четыре месяца(август-ноябрь 1994 г.) процесс составления текста «Большого Политического Соглашения» сопровождался такой жесткой политической полемикой, что о самом тексте часто забывалось.

Вопрос тогда уперся в дилемму: быть или не быть миротворческому контингенту в зоне конфликта. Несколько раундов переговоров проходили под печатью резкой конфронтации СБСЕ и России. В итоге, они привели к срыву переговоров в конце года, а также, к возникновению жесткой полемики между Россией и руководством СБСЕ на арене декабрьского 1994 года саммита СБСЕ.

Специфика ситуации состояла в том, что за сохранение режима перемирия без привлечения внешних сил, кроме Азербайджана, выступала карабахская делегация (правда, обе стороны вынуждены были проводить двойную дипломатию – одну за столом переговоров, другую, за кулисами. Подразумевающее согласие на ввод миротворцев майское 1994 г. соглашение министров обороны конфликтующих сторон, обязывало к иному.) С учетом того обстоятельства, что по вопросу размещения миротворцев Армения и Азербайджан имели различные позиции, фактически, именно позиция НКР оказала решающее влияние на ход дипломатии.

Надо отметить, что отношение к вопросу о целесообразности размещения миротворцев в то время было неоднозначным. Не всеми тогда понималась важность такой схемы поддержания перемирия в послевоенный период. Синдром страха за возобновление боевых действий склонял многих к схеме контроля с привлечением миротворцев. Очень осторожным был даже сопротивляющийся этому, но проигравший войну, Азербайджан. В Нагорном Карабахе тоже были противоположные мнения. Но, со временем, победила позиция о недопустимости привлечения войск на линию соприкосновения.

Последующие годы перемирия доказали преимущества отсутствия в зоне конфликта внешних сил. По крайней мере, в условиях отсутствия внешних сил, стороны конфликта получили максимальную степень свободы для развития своей государственности, в частности, армий. А политический мир получил уникальный пример замороженного конфликта без прямого внешнего участия.

Чтобы лучше понять значение послевоенных переговоров, необходимо подробнее остановиться на тех предваряющих событиях, которые определили атмосферу переговоров. Три важнейших события, и характер принятых в тот период соглашений, не могли не превратить арену Московских переговоров в судьбоносное явление. Все заинтересованные стороны получили возможность исправить свои промахи.

И так, по инициативе МИД и Федерального собрания России, а также, Межпарламентской Ассамблеи СНГ, в Бишкеке 4-5 мая 1994 г. состоялась встреча парламентариев конфликтующих сторон, Делегации были укомплектованы на уровне руководителей парламентов Армении, Нагорного Карабаха и Азербайджана. НКР представлял тогдашний и.о. спикера НС НКР Карен Бабурян. Азербайджана дал согласие на участие карабахцев во встрече в Бишкеке, но все время упорно пытался уравнять с ними члена своей делегации Н.Бахманова (в качестве представителя азербайджанской общины Нагорного Карабаха). Посредники не соглашались по той причине, что тот не представлял никакую парламентскую структуру.

Тогдашний президент Азербайджана Г.Алиев, конечно же, понимал, что готовится на голову его страны. 3 мая он вылетел на организованную со стороны НАТО в Брюсселе встречу «Партнерство ради мира». И это была не случайная поездка – президент Азербайджана связывал с ней большие надежды в деле срыва невыгодной для него российской инициативы. А что инициатива, действительно, была невыгодной для Азербайджана, было видно уже из того, что спикер парламента России В.Ф.Шумейко однозначно высказался в том плане, что Нагорный Карабах, как и Армения, является стороной в этом конфликте, и подчеркнул, что без понимания этого практически невозможно прийти к его урегулированию.

Делегация Азербайджана тянула подписание соглашения столько, сколько это было возможным. В конце дня 5 мая «Бишкекский протокол» подписали руководители обеих армянских делегаций и все посредники. Не подписывал глава делегации Азербайджана. Ждали итогов визита Алиева в Брюссель. Но ожидания были напрасными. В воскресенье, 8 мая Г. Алиев в Баку собрал руководство Азербайджана. Надо было что-то делать – карабахские войска наступали на мозоли. В итоге, председатель парламента Р.Гулиев все же подписал протокол с двумя оговорками.

Как указал позже в своих воспоминаниях известный российский посредник В. Казимиров «Затея с подписью Бахманова привела к конфузу. Азербайджанцы вписали от руки его фамилию, но не смогли вовремя отыскать его в Баку. Известив Москву о подписании «Бишкекского протокола» Гулиевым, в понедельник, 9 мая я так и увез с собой экземпляр текста с двумя оговорками и приписанной фамилией Бахманова, но без его подписи».

Почему пропал Бахманов, не ясно до сих пор. Интересным является лишь то, что поиски следа этого деятеля в дипломатии урегулирования в настоящее время упорнее всего делают парламентарии НКР – пригодился почему-то. А вот в то время, 10 мая 12 политических партий Азербайджана выступили с заявлением, в котором осуждалось подписание протокола. В центре обвинений был тот факт, что подпись Р.Гулиева поставлена рядом с подписью К.Бабуряна. Но было поздно – череда трехсторонних переговоров продолжилась с молниеносной скоростью. Вместе с ней, вырисовывалась и характеристика складывающейся военно-политической и дипломатической политической ситуации.

Соглашение состоялось, но успешная для карабахцев война продолжалась и диктовала свои условия. Г. Алиев выслал письмо К. Бабуряну, где признался, что НКР является стороной конфликта. Иного выхода не было – готовилось соглашение руководителей оборонных ведомств, с которым связывались надежды на остановку войны. Тот же Казимиров утверждает, что в Баку сначала был подготовлен им документ для подписания, как обычно, министром обороны АР и командующим армией обороны Нагорного Карабаха.

Но Гейдар Алиев снова предложил подключить Армению, и в итоге разговоров по телефону Ереван все же пошел на подписание соглашения. К 12 мая 1994 г., министр обороны Азербайджана Мамедрафи Мамедов, тогдашний министр обороны Армении Серж Саркисян и тогдашний командующий армией Нагорного Карабаха Самвел Бабаян подписали текст соглашения (раздельно – идентичность текста была сверена по факсу). Дальше, пошло время более конкретных соглашений – военно-технических.

Чтобы нагляднее представить атмосферу послевоенного настроя сторон конфликта и посредников, можно познакомиться лишь с вырабатываемыми непосредственно после заключения соглашения о прекращении огня планами. Особенно наглядно эта атмосфера проявила себя в период организованной 17 мая 1994 года в Москве при посредничестве тогдашнего министра обороны России Павла Грачева встрече высших военных руководителей Азербайджана, Армении и Карабаха.

Именно на этих переговорах впервые был предложен российский план урегулирования. По нему, 18 мая должно было быть обеспечено полное прекращение огня, а к 24 мая на линии соприкосновения должны были быть сформированы посты наблюдения (предполагалось, что их займут представители России, Азербайджана, Армении, Карабаха -- всем будет предоставлено по 33% мест наблюдателей, а возможно, и СБСЕ). Руководителем на каждом из 49 постов должен был стать российский офицер. Кроме того, в зону конфликта предполагалось ввести около 1800 российских миротворцев. Разъединительные силы, размещаемые вдоль линии фронта, получали право открывать огонь в целях «самообороны».

Азербайджан сильно сопротивлялся этому плану в связи с неоднозначным отношением к перспективе введения российских войск в зону конфликта. Протокол в первый день подписали Павел Грачев, Серж Саркисян и командующий карабахской армией Самвел Бабаян, Министр обороны Азербайджана Мамедрафи Мамедов, не подписав документ, вылетел в Баку для консультации. После экстренной сессии милли-меджлиса Азербайджана и визита в Баку В. Казимирова, министр обороны Азербайджана вылетел в Москву и дал свое согласие.

Примечательно, что условия соглашения Гейдар Алиев счел «позорными». Условия и не могли быть иными. Надежды Азербайджана Запад в этот период не оправдали себя. Это потом, в последующий период, роль Запада резко выросла. Во многом, это стало результатом именно характера описываемого соглашения. Факт наличия предварительного согласия военных на размещение миротворческих войск заложил специфические основы под последующие трехсторонние переговоры по вопросу выработки текста «Большого политического соглашения».

Соглашение военных, несомненно, должно было перевести дипломатический процесс в политическую сферу. При том, вывести с четко очерченными обязательствами. Согласие на ввод миротворческих войск было в кармане России. Ею были обговорены и вопросы с международным мандатом. Осталось только прийти к политическому соглашению. Здесь Азербайджан ждали серьезные испытания. Вырабатывать текст политического соглашения тоже пришлось делать в трехстороннем формате. По иному, с Азербайджаном никто и не говорил бы – слишком многое уже было упущено, и слишком много документов было подписано в трех стороннем формате.

Проблема нашла свое разрешение. Стороны приняли условие Азербайджана, предполагающее закрытые переговоры под маркой «консультации экспертов». На таких условиях, Азербайджан согласился на трехсторонний формат. Делегации были укомплектованы под руководством замминистров иностранных дел Армении и Азербайджана и советника министра иностранных дел НКР. Поскольку карабахскую делегацию довелось представлять мне, то могу утверждать, что никто изначально так просто не собирался подписывать документ -- всем было понятно, что настоящая политика начинается именно с этого момента.

Война была остановлена, и ценность уже представляла пост-военная ситуация. Минская группа СБСЕ была полностью оттеснена от участия в переговорах. Россия ревностно отстаивала судьбу своего плана по будущему военному контролю в зоне конфликта. Сам предложенный проект текста "Большого Политического Соглашения" по своей концепции выходил далеко за рамки задач по укреплению режима прекращения огня. Открылась большая перспектива для реальных переговоров между сторонами конфликтами за кулисами официальных переговоров. Именно эти закулисные переговоры и решили судьбу последующего военно-политического контроля в конфликтной зоне. План России остался нереализованным. А с обидой прервавшая переговоры в конце ноября 1994 года Россия перенесла свои усилия на арену СБСЕ.

* * *

Такова была история перевода военной фазы карабахской истории в фазу «холодной войны». Все ключевые события этого периода были определены не на переговорах в рамках Минской группы СБСЕ, а на трехсторонних переговорах с равноправным участием НКР. Важная роль СБСЕ свелась к тому, что она помогла сторонам конфликта избежать размещения российских войск в зоне конфликта. То есть, не переговоры по тексту соглашения, а реальная политика всех вовлеченных субъектов свершила судьбу поствоенной схемы контроля в Нагорном Карабахе. Издержками СБСЕ было ее вынужденное превращение в ОБСЕ – организацию с миротворческими функциями. А «подарком» от новорожденной ОБСЕ Нагорному Карабаху было январское 1995 года письмо Действующего председателя ОБСЕ с признанием того факта, что Нагорный Карабах является самостоятельной стороной конфликта.

И это было заслуженно – если бы НКР не противодействовала планам размещения российских войск (с учетом наличного согласия министров обороны), Азербайджану в одиночку было бы труднее сопротивляться таким планам. А Минской группе ОБСЕ не суждено было бы восстановить свой статус монопольного посредника. Правда, Россия сумела трансформировать председательство этой группы – создать институт сопредседателей. Но Минская группа от того только выиграла. Как показали последующие события, за годы она стала мощным механизмом геополитического влияния в регионе Южного Кавказа. Не заслуженно лишь то, что ОБСЕ быстро забыла Нагорный Карабах – но в этом, не только ее вина.

Сегодня, игнорируя все проявленные в те трудные годы усилия, делаются попытки искажения процесса становления карабахской государственности. Выхолащивается и суть армянской дипломатии девяностых. 2008 год вооружился концепцией нигилизма по отношению к 1994-му. И дело отнюдь не в том, что происходит оправдание факта оттеснения НКР от переговорного процесса, а в том, что обществу внушается мысль о том, что быть или не быть политическим субъектом – ничего не значит. При том, делается это путем подтасовки фактов и фальсификации новейшей истории. С учетом того, что вокруг карабахского вопроса снова возникает аналогичная с 1994 годом ситуация, в частности, противоречия России и Запада по вопросу размещения миротворческих войск в зоне конфликта, такие усилия армянских политиков выглядят, не совсем продуманными ...