ՄԱՆՎԵԼ ՍԱՐԳՍՅԱՆ

Когда президенты России, США и Франции выступили в Мускоке (Канада) с совместным заявлением по нагорно-карабахскому конфликту, главная интрига развернулась вокруг разночтений в английском и русском текстах этого заявления. При этом, Азербайджан достаточно долго молчал. И лишь тогда, когда министр иностранных дел Азербайджана Эльмар Мамедъяров 29 июня недвусмысленно заявил о том, что президент России «Медведев понимает, что налицо есть факт оккупации», стало понятным долгое молчание официального Баку. И, дело не только в том, что в официальной версии на сайте Кремля, невзначай, выпало слово «оккупированные»: отнести такое различие в текстах к ошибке кремлевского переводчика, никто не взялся бы. Ясно, что в русской версии Кремлем был продемонстрирован тонкий намек на некоторое недовольство Азербайджаном.

Тем не менее, такой намек не был бы воспринят серьезно, если бы не иное, более важное обстоятельство. Речь идет о тексте первого принципа, где президенты без всякого смущения «стерли» фразу «под контроль Азербайджана» (в сделанном 10 июля 2009 года в Аквилле заявлении, этот принцип имел следующую формулировку: «возвращение территорий вокруг Нагорного Карабаха под контроль Азербайджана» – в английской версии мускокского заявления указанная фраза выпала). Если президенты внесли такое существенное изменение в формулировку принципа, для этого должна была иметься серьезная причина. Однозначность идеи возвращения территорий Азербайджану размылась. Можно, скажем, предположить, что карабахцам предлагают «вернуть территории вокруг Нагорного Карабаха» под чей-то иной контроль.

Такое предположение было бы неуместным, если бы не сделанное Э. Мамедъяровым другое заявление: 30 июня глава МИД Азербайджана исключил возможность размещения в зоне карабахского конфликта российских, американских и турецких миротворцев. Это заявление можно назвать самой значимой реакцией Азербайджана на совместное заявление президентов России, США и Франции. Похоже, в этой стране начали понимать, что игры вокруг территории НКР имеют больший геополитический смысл, чем это казалось до сих пор. Соответственно, настрой Азербайджана на овладение некоторыми территориями руками других, проявил, в некотором роде, свою наивность. Видимо, запоздало понявший это обстоятельство, Мамедъяров решил в одностороннем порядке придержать аппетиты держав по части размещения их войск на карабахских территориях.

В любом случае, исчезновение фразы «под контроль Азербайджана» означает, что картина претензий к изменению форм контроля над теми или иными территориями, а также, сами представления об «оккупации» территорий, стали аморфными. Для дипломатических манипуляций появились новые ресурсы. Об этом быстро сообразили в армянском МИД-е, что видно из заявления замминистра ИД Армении Шаварша Кочаряна о том, что если оккупация – есть оккупация, то «Азербайджан должен вывести свои вооруженные силы с оккупированных территорий НКР» (речь, в первую очередь, идет о Шаумяне и Геташене).

Если учесть то обстоятельство, что конфликтная зона в Нагорном Карабахе относится к категории постсовестких политических явлений, то спор об «оккупации» действительно обретает сложные формы. Деление статуса территорий на различные категории не имеет убедительной логики. Еще меньше логики в требованиях «возвратить оккупированные территории», если не определен «оккупант» и адресат. Международно-правовая неопределенность вокруг этих понятий возникла с первых дней конфликта. Кстати, такая же правовая некорректность содержится и в принятых еще в 1993 году резолюциях СБ ООН, где не указаны авторы оккупации тех или иных районов.

Из сделанных соображений становится ясным, что решение президентов стран-сопредседателей Минской группы изъять из текста заявления фразу «под контроль Азербайджана» должно было быть глубоко продуманным и имело под собой серьезные причины. Было бы наивным предполагать, что корректировка принципа, предполагающего изменения военного контроля над территориями вокруг Нагорного Карабаха, могла быть сделана по недоразумению. Скорее всего, этого потребовала стратегическая цель президентов ведущих мировых держав. Ответ надо искать в самих политических причинах, побудивших президентов стран-сопредседателей Минской группы сделать Мускокское заявление.

С этой целью стоило бы привести аргументы заместителя госсекретаря США по вопросам Европы и Евразии Филипа Гордона, 30 июня прокомментировавшего сложившуюся в настоящий момент ситуацию в зоне конфликта. Гордон заострил внимание на том, что «... в любое время имеется риск всплеска насилия, и это то, чем мы очень обеспокоены ... обе стороны конфликта четко заявили о своей приверженности Хельсинкским принципам, первым из которых является отказ от применения силы или угрозы силы ... все принципы, которые президенты отметили в своем заявлении в Торонто, имеют большое значение».

То есть, надо понимать, что декларируемой целью президентов мировых держав было сдерживание эскалации насилия. По этой части, сомнений нет: после трехсторонней встречи президентов России, Армении и Азербайджана в Санкт-Петербурге 17 июня с.г., военный психоз Азербайджана «вышел из берегов». Взяв на себя ответственность за инцидент на линии соприкосновения карабахских и азербайджанских войск, руководство Азербайджана срочно провело масштабные военные учения и развернуло информационный психоз в СМИ. Поскольку все эти действия Азербайджана представлялись как нескрываемый шантаж международному сообществу, ведущие державы не могли не отреагировать на этот шантаж. Это и было сделано путем заявления президентов. Азербайджану попросту показали, что он может проститься с идеей овладения какими-то территориями, входящими в состав НКР. Напомнили и об обязательствах соблюдать Хельсинкские принципы.

Судя по указанным выше заявлениям министра иностранных дел Азербайджана, эта страна очень быстро поняла сделанное ей предупреждение. Поняла и то, что следующее предупреждение будет в полном соответствии с кремлевской версией совместного заявления президентов России, США и Франции. Однако, как можно заметить, Азербайджан не распростился с методологией шантажа. На этот раз, державам было дано знать, что чьи-либо войска не будут допущены на его территорию. Видимо, была заложена новая формула торга с державами.

Но это, всего лишь, одна сторона ситуации, связанной с совместным заявлением президентов России, США и Франции. Нас должно интересовать то, что может означать это заявление в судьбе Нагорного Карабаха. Ведь фактом является то, что на уровне великих держав заявлена конструкция предполагаемого метода урегулирования проблемы Нагорного Карабаха. Это уже не очередной проект сопредседателей Минской группы – это согласованная на самом высшем уровне, философия урегулирования. Понятно, что для народа НКР и Армении такой подход неприемлем. Но, факт остается фактом: в международном обиходе находится вполне конкретный подход. Но правда и то, что это подход, не имеющий соответствующего инструментария для его реализации. Любому интересующемуся человеку понятно, что по предложенной модели не может быть соглашения. Военное решение, как видимо, тоже не позволено. До сих пор эта модель имела одну цель: сохранение статус-кво. Но какую цель она преследует сегодня?

Не случайно, что многие армянские специалисты пытаются усмотреть в заявлении президентов более широкий смысл. Всем давно известно, что карабахская проблема давно вышла за рамки локальной региональной проблемы. Она превращена в эффективный механизм регуляции баланса сил в более широком контексте, чем регион Южного Кавказа. Соответственно, сложившееся вокруг Нагорного Карабаха положение дел можно прояснить посредством оценки ключевых мировых проблем. Скажем, можно попытаться внести ясность в суть появившихся у США претензий к Азербайджану. Накануне визита госсекретаря США Х.Клинтон в Азербайджан все чаще говорится о том, что между этими странами есть серьезные вопросы, которые должны быть обговорены. Что это за вопросы, о которых стоит говорить с такой помпезностью и на самом высоком уровне? Что из себя представляет эта маленькая страна с большими претензиями, чтобы у США появилась проблема серьезного разговора с Азербайджаном?

Логичнее было бы искать истоки возникших у американцев проблем в других местах. Тем более, что политический антураж вокруг Азербайджана вполне прозрачен. Возьмем, хотя бы сопровождающие период проходящих 21-24 июня учений Вооруженных сил Азербайджана массированные информационные «сообщения» об активизации соседнего Ирана в зоне Каспийского моря и, даже, переброске войск к границам Азербайджана. В те несколько дней возникло ощущение, что на повестку дня выходит проблема военного противостояния в данной зоне. Азербайджанские эксперты даже предлагали укрепить морские границы этой страны. С чего бы это? Казалось, увлеченный критической ситуацией вокруг урегулирования карабахской проблемы, Азербайджан меньше всего должен был думать о других направлениях. На деле же, он встретился с угрожающими телодвижениями Ирана, страны, стратегические проблемы которой находятся совсем далеко от Азербайджана.

Уже отсюда видно, что Азербайджан вследствие своей повышенной амбициозности запутался в чужих проблемах. Фактически, российско-американская активность в регионе, с одной стороны, и попытки Азербайджана сепаратно договариваться со своими региональными соседями (Россия, Иран, Турция), поставили Азербайджан в сложное положение. Надежда Азербайджана на успех совместной с Турцией политики шантажа не оправдалась. Ни США, ни Россия не поддержали его дипломатические инициативы. Наоборот, на состояние Азербайджана все больше начал оказывать влияние груз международных проблем самой Турции. Чем больше Турция увязает в противоречиях с США, чем больше у нее возникает проблем внутри страны и в зоне Средиземноморья, чем больше противодействия попыткам сближения Турции с Ираном, тем больше «дружба со своим «братом» вгоняет Азербайджан в политический тупик.

Ситуация осложняется и тем, что серьезным очагом дестабилизации становится соседняя с Азербайджаном Центральная Азия. Кризис в Киргизии реанимировал не только тему отстранения властей, но и очередные дискуссии по военному вмешательству в регион. Сейчас уже появляются «официальные» версии о том, что «за событиями в киргизском Оше стоят международные экстремистские организации» (генсек ОДКБ Николай Бордюжа). Понятно, что аппетиты внешнего военного вмешательства всегда находят свое обоснование. Желание тех или иных стран привлечь чужие войска для решения своих собственных проблем всегда могут обернуться совсем непредвиденными контрпредложениями.

Недавняя законотворческая подготовка Азербайджана (принятие военной доктрины) с намерениями манипулировать темой приглашения внешних сил на свою территорию, тоже грозит стимулировать посторонние интересы разместиться в Азербайджане по своему усмотрению. И совершенно не случайно, что карабахская проблема начинает обретать роль одного из эффективных механизмов международного сдерживания «региональных поползновений». Придать этой проблеме нужное свойство – не совсем трудное дело для мировых держав. То же заявление Гордона о том, что «ситуация по урегулированию Нагорно-Карабахского конфликта застопорилась намного сильнее, чем предполагали США», можно интерпретировать как намек мировых держав на необходимость принятия «дополнительных мер» в случае появления непредвиденных планов региональных держав.

В любом случае, Мускокское заявление президентов необходимо оценивать, в первую очередь, как политический акт. Урегулированием конфликтных отношений здесь не пахнет – наоборот, в обиход введена схема отношений, которая позволяет «разруливать» региональные процессы более эффективно, чем обычные проекты Минской группы ОБСЕ. Ни Карабах, ни территории, никого не интересуют – интересует «политика территорий». Мнения Азербайджана, в этом вопросе, никто не спрашивает, точно так же, как и мнения других заинтересованных сторон. Не ясно только одно: дружное одобрение этого заявления со стороны Армении и Азербайджана. Что там усмотрели между запятыми ...?