հոդվածներ

Սկսվում է «մարտի 1-ի գործի» սեփականաշնորհումը

2008-06-20

С самого начала расследования по уголовному делу о массовых беспорядках в Ереване 1 марта в глаза бросались значительные противоречия в поведении ответственных лиц Генпрокуратуры и руководства Армении. Создавалось впечатление, что в данных событиях кроется какая-то опасная для властей тайна, оглашение которой может иметь серьезные последствия для них. Любое проявленное намерение оппозиционных политических сил на легальное участие в расследовании данных событий до сих пор воспринимается у власть имущих как посягательство на какую-то святость.

То, что правящий режим Армении заражен кастовой идеологией, и какие-либо права признает лишь за собой, это объяснять не нужно. К месту и не к месту преграды в стране ставились и ставятся перед всеми, кто не считается носителем таких особых прав. Но в то, что дело может дойти до целенаправленной демонстрации беззакония, не каждый мог поверить в свое время. Логика подобного поведения властей, на первый взгляд, кажется абсурдной. Ведь каждый день телеканалы страны пытаются убедить людей успокоиться и дать шанс новому правительству проявить себя. А на деле, начата ползучая экспансия тоталитаризма во всем. При том – иной раз без всякой на то надобности.

Но что-то, несомненно, заставляет правящий режим вооружиться бескомпромиссной политикой. Видимо, все упирается в события 1 марта, где скрыта мина на пути к благополучию властей Армении. Если не так, то невозможно понять ни действия высших должностных лиц, ни действия правоохранительных органов. А о партиях правящей коалиции и говорить не стоит. Значит, иной формы поведения никто позволить себе не может. Но все дело в том, что и практикуемые формы поведения все больше топят правящий режим.

Чего только стоит сцена внеочередной сессии Национального собрания Армении 16 июня, где был принят законопроект "О создании временной парламентской комиссии по расследованию событий 1-2 марта в Ереване и их причин". Казалось, факт принятия решения о формировании этой очередной ничего не решающей комиссии мог бы стать в руках властей козырем в деле демонстрации приверженности к национальному согласию и прочего широко рекламируемого настроя на конструктивность. Даже шкурный интерес должен был толкнуть любого смышленого человека воспользоваться таким шансом. На деле же, стадное чувство армянских парламентариев выставило их в таком свете, что даже не сомневающихся в преступности властей человек одернул бы свои мысли и переосмыслил бы свои представления.

Зачем нужно было отклонять предложения малюсенькой оппозиционной фракции "Наследие" и вынудить членов последней отказаться от голосования? Зачем надо было создавать базу для отказа оппозиции принять хоть какое-то участие в работе данной комиссии? Такое участие лишь создало бы иллюзии доверия общества к работе комиссии. Кажется странным такой подход провластных депутатов, но видимо, им есть зачем так себя вести. Мнение общества здесь – фактор второстепенный. Армянские депутаты никогда не шутят, особенно когда шутки эти могут иметь серьезные последствия для них самих. Тем более, что согласно принятому законопроекту комиссия призвана разобраться в соразмерности применения силы правоохранительными органами 1 марта, в результате чего погибло 10 человек.

Депутаты парламента Армении не первые, кто вынужден пройти через "минное поле" 1 марта. До сих пор, уже более трех месяцев, это пытается делать Генпрокуратура Армении. И на этом пути, эта структура успела многое понять. По крайней мере, странное поведение Генпрокуратуры не могло оставить отпечаток на настрое депутатов. Иного и быть не могло, когда каждое заявление представителей Генпрокуратуры Армении касательно событий 1 марта в Ереване является лучшим свидетельством не только порочности официальной версии властей Армении, но и какой-то изначальной сопричастности самого этого ответственного органа к "темным пятнам" событий того злополучного дня.

Мало кто забыл первые заявления Генпрокуратуры о том, что полиция не применяла оружия против демонстрантов, после чего появились видеоматериалы о массовом применении оружия в этот день. Никто не забыл такие же уверенные заявления о том, что ниткто не был сбит полицейской машиной, и последующие панические оправдания. Уже тогда появились обеспокоенности этими играми Генпрокуратуры. Но после громогласного заявления самого генпрокурора Агвана Овсепяна 5 июня в Национальном собрании Армении о том, что "он не скажет", открыты ли уголовные дела по фактам имевших место десяти убийств, образ этого деятеля стал совершенно прозрачным. Прозрачными стали и его дела.

Действительно, первые реакции и оценки убогого (по-советски укомплектованного – сказал бы бывший министр юстиции Армении Д. Арутюнян) органа могли быть паническими. Кто видел в Армении такое, что пришлось увидеть 1 марта? Однако, казалось, что именно властям Армении выгоднее внести ясность в суть указанных трагических событий и быстро выявить причины имевших место убийств и ответственных за эти преступления? Но нет: Генпрокуратура уже более трех месяцев занимается поиском вины более ста арестованных деятелей оппозиции по фактам их сопричастности к чему угодно, но только не к фактам зарегистрированных тяжелых преступлений. По крайней мере, отсутствие до сих пор по отношению к последним каких-либо обвинений в тяжелых преступлениях, является наглядной демонстрацией сказанного.

Вполне логично, что спустя три месяца должны были актуализироваться вопросы о том, почему нет уголовных дел по фактам наиболее тяжелых преступлений, а именно по фактам убийств, применения огнестрельного оружия по отношению к полицейским (по результатам поражений от этого оружия), по фактам поджогов и погромов. Тем более, должны были актуализироваться вопросы о том, почему нет конкретных обвиняемых в этих преступлениях. И, не случайно, что такие вопросы появились не только в прессе, но и на арене Национального собрания Армении.

Шокированное 1 марта общество могло подождать некоторое время. Но когда-то должно было прийти время, когда у властей спросят: где же убийцы и грабители? Видимо, слишком самоуверенный генпрокурор не ожидал, что в какой-то момент его вызывающие ответы приведут к требованиям о его отставке (этого уже требует фракция партии "Наследие") по причине не исполнения конституционных обязанностей. Видимо, надежда на то, что после расстрелов все в Армении будут "плакать в тряпочку" теплилась в его душе. И лишь появление такого требования заставило его более внимательно приглядеться к своей судьбе.

Наверное, понимание того, что игнорирование законных требований граждан Армении и попытки исчерпать "дело 1 марта" фабрикованием дел против оппозиционеров, плохо кончатся для самого генпрокурора, заставили его скорректировать свою пропагандистскую работу. Но и здесь Агван Овсепян опростоволосился сразу же – лучше было бы промолчать. А еще лучше было бы откорректировать сам ход исполнения прямых служебных обязанностей. Но генпрокурор пошел по проторенному пути – заболтать.

Распространенное 13 июня сообщение пресс-службы Генпрокуратуры еще больше осложнило ее дела. Овсепяну показалось, что обнародование обстоятельств смерти десяти человек может подменить вопрос о том, открыты ли отдельные уголовные дела по каждому факту убийств. Фраза в сообщении пресс-службы "Подчеркнем, что смерть 10 человек - результат массовых беспорядков" и дальнейшее повествование о том, что "еще 2 марта было возбуждено уголовное дело о массовых беспорядках, которые сопровождались убийствами", всего лишь подтверждают факт отсутствия отдельных уголовных дел. Правда, одна из армянских газет в тот же день все же выдала тихую информацию о том, что Генпрокуратура возбудила уголовные дела по фактам убийств. Но это, наверное, - для отвода глаз.

Но главное не это. Своим сообщением пресс-служба Генпрокуратуры подтвердила аспект некорректности самого уголовного дела по ч. 3 ст. 225 УК Армении. Свое право не выделять в отдельные производства уголовные дела Генпрокуратура может оправдать законом. Но дело в том, что расследование по фактам убийств проходит в рамках уголовного дела, версия которого изначально принята как установленный факт. Ведь можно согласиться, что версия о "массовых беспорядках, которые сопровождались убийствами" может быть опровергнута по итогам расследования конкретных преступлений. Убийства и другие тяжелые преступления могли быть результатом совершенно иных действий. Скажем, в прессе появились версии о целенаправленной диверсии властей против граждан, или версии о запланированных провокациях с целью подавления активности митингующих граждан. Генпрокуратуру Армении, как видно, это обстоятельство никак не интересовало в момент возбуждения уголовного дела.

А было бы лучше, если бы заинтересовало. События 1 марта имели, кроме прочего, и конкретный политический результат – действующие власти сохранили свои позиции, а оппозиция была подавлена. Не исключено, что правильное расследование могло прийти и к выводу о том, что в стране произошла узурпация власти силовым путем. То есть, могло раскрыться преступление государственного масштаба. Генпрокуратуру Армении такое обстоятельство разве не волнует? Видимо, нет.

Но граждан страны, как видно, волнует. И вряд ли общественность Армении, сложа руки, будет ждать, когда действующие власти страны отпустят арестованных оппозиционеров и заявят о том, что "дело 1 марта" на этом исчерпано, поскольку никого больше не смогли найти. Намерение провести в Ереване 20 июня митинг является свидетельством этого. О том же свидетельствует намерение общественности сформировать комиссию по расследованию событий 1 марта. Если Генпрокуратура Армении надеялась на то, что этого можно было избежать, то надо только удивляться отсутствию у нее какой-то прозорливости, не говоря уже об отсутствии уважения к собственным гражданам. Все же, армяне – народ грамотный и времена не те.

В любом случае, "дело 1 марта", несомненно, приобретает иные обороты. Появляющиеся новые факты, а также, рост интереса общественности к событиям этого трагического дня вызывают к жизни новые требования. Свидетельством этого может быть хотя бы заявление группы общественных организаций в генпрокуратуру Армении с требованием расследовать отдельно все факты убийств и применения оружия против полицейских (Газета "Чоррорд Ишханутюн" № 759, Интернет версия № 919 от 13.06.08). Данное заявление является симптомом появления обеспокоенности в беспристрастности Генпрокуратуры. В частности, заметна обеспокоенность в том, что "применение оружия против демонстрантов и полицейских явилось следствием заранее спланированной властями страны акции с политическими намерениями".

Вряд ли подобное заявление является случайностью. Все более широкие слои общественности примыкают к процессу анализа событий 1 марта. Сделанные за весь прошедший с 1 марта период заявления должностных лиц и самой Генпрокуратуры сами по себе заставляют многих задуматься над противоречивостью этих заявлений. Чего стоят только заявления бывшего президента Армении Роберта Кочаряна 1 марта о причинах ввода войск в столицу страны. Мало кто забыл о заявлениях Кочаряна о том, что из рядов демонстрантов применялось огнестрельное оружие против не вооруженных огнестрельным оружием полицейских, и о том, что приказ о введении Чрезвычайного положения был принят после того, как ему было доложено о восьми раненых полицейских.

Закономерно, что граждан Армении интересует данный факт ранения восьми полицейских, послуживших причиной введения Чрезвычайного положения в стране. Не стоит уже говорить о том, что обнародованные в последнем сообщении пресс-службы Генпрокуратуры выясненные обстоятельства порождают новые вопросы, в частности, о закономерности применения оружия правоохранительными органами. Чего стоят только данные о ранении граждан от рикошета. И вообще не ясны основания применения оружия против безоружных в тот день граждан – почему эти люди были убиты, если они не носили с собой оружия? Почему люди убиты в местах, где не зафиксировано больших скоплений народа и каких-то особых массовых беспорядков? При чем тут отдаленная от массовых мероприятий улица Лео и стреляющие в масках люди на проспекте им. Маштоца? Ответов на эти вопросы пока нет.

Так что, Генпрокуратуре Армении следовало бы проявить большую заинтересованность в быстром раскрытии всех фактов применения оружия. В противном случае, каждое заявление Генпрокуратуры и любого иного официального органа превращается в бумеранг против нее самой. Не стоит говорить уже о том, что отказ возбудить отдельные уголовные дела по фактам применения оружия против полицейских очень странен. Здесь уж, точно, первыми заинтересованы должны быть сами власти. Стоит ли порождать дополнительные сомнения в правомочности введения Чрезвычайного положения по причине появления сведений о восьми раненых полицейских?

Последнее утверждение делает ясным взбудораженность депутатского корпуса Армении. Ведь расследование дела 1 марта предполагает ответственность и парламента за данные события. Утверждение приказа президента о введении режима чрезвычайного положения сопровождалось в тот день дебатами на основе информации бывшего президента Р. Кочаряна. Кроме того, оно было сделано в условиях отсутствия закона о чрезвычайном положении. Много проблем и с вопросом привлечения армии к осуществлению режима чрезвычайного положения. Спустя три месяца Генпрокуратура не выявила ни одного факта применения огнестрельного оружия против полицейских со стороны митингующих. Тогда получается так, что по итогам расследования в роли ответственных могут оказаться и парламентарии Армении.

Вот здесь и углубляешься в сферу пугающих властей Армении тайн 1 марта. Потому и не удивительно, что кто-то желает избежать расследований в этой сфере проблем 1 марта, а также, желанию приватизировать право на "дело 1 марта". Не удивительно и то, что никто не церемонится с мнением общества. Но вряд ли это может продолжаться долго – так можно окончательно потопить себя.